«Вернется? — Спросил себя Олег. — Вернется! — Твердо решил Баст. — Не может не вернуться, и если вернется, значит…»
«Ничего это не значит, — вынужден был согласиться он через минуту. — Даже если она вернется, что из этого? Дружба и любовь — суть разные вещи».
— Оберст! — Окликнул он кельнера. — Здесь можно достать французские газеты?
— Разумеется. — Сдержанно поклонился кельнер. — Какую именно газету желал бы получить, господин.
— Le Figaro.
— Я сейчас же пошлю мальчика, — кивнул кельнер, и через пять минут — Олег даже не успел допить свой кофе по-венски — ему действительно вручили газету. И следующие пятнадцать минут, кляня себя за глупость, Баст фон Шаунбург вынужден был имитировать заинтересованное чтение. Разумеется, Баст в отличие от Олега знал французский, что называется, изрядно, но все же не настолько, чтобы просто читать и уж тем более, чтобы получать от этого удовольствие. Однако за муки свои он был вознагражден самым неожиданным образом: в разделе объявлений Ицкович наткнулся на краткое и совершенно невразумительное для непосвященных сообщение о женитьбе некоего Николя Саркози на некоей Карле Бруни. Остальное было уже полным бредом, который, однако же, расшифровывался, как номер парижского телефона.
Теперь оставалось только опрометью нестись на главпочтамт и звонить… А кому кстати? Кто дал объявление? Поскольку сам Ицкович его не давал, полагая излишним, это мог быть или Витька, или Степа. Но кто из них и почему сейчас, а не через месяц или два, как договаривались? Темна вода во облацех…
— Дамы и господа, через несколько минут наш поезд прибывает на морской вокзал Гавра.
Повторяя эти слова раз за разом, кондуктор шёл по коридору и звонил в колокольчик. Степан посмотрел на часы — с утра всё шло по расписанию. Семь утра — подъём, без пятнадцати восемь — завтрак, девять — Северный вокзал и поезд для пассажиров «Compagnie générale transatlantique», спешащих на рейс Гавр — Нью-Йорк. Теперь полдень — через час пакетбот «Иль-де-Франс» отвалит от берегов Европы и через пять дней доставит его в порт Нью-Йорка — вечную пристань европейцев, желающих начать новую жизнь.
Поезд затормозил, и за окнами вагона стало темнее — они въехали под крышу вокзала. Пассажиры поднялись с мест. Сразу стало тесно.
— Мадам, вы позволите? — Степан снял с багажной полки тяжёлый чемодан и поставил его на пол.
— О, большое спасибо, мсье, — поблагодарила его пожилая дама чуть старше его (в смысле, его старого) возраста, — не были бы вы так любезны, помочь мне ещё с тем чемоданом?
Если этот чемодан был большим, то тот, второй, оказался попросту огромным. Степан еле удержал его от падения на голову старичка в шляпе. Что эта тётка там запаковала? Вывозит из Европы золото в слитках?
— Ещё раз большое спасибо, — старушка не отставала, — таких любезных молодых людей теперь не каждый день встретишь.
«Теперь не открутиться, — подумал Степан, — сейчас попросит дотащить её баулы до выхода».
— Большое спасибо, мадам, никаких проблем, — сказал он ей обречённо.
— Ой, — всплеснула она руками, — а вы не могли бы мне помочь донести мои чемоданы до выхода? — Степан мысленно возвёл очи горе.
- Разумеется, мадам.
По сравнению с тёткиными без малого сундуками его чемоданчик выглядел лёгкой и изящной безделушкой. Правда, держать два чемодана в одной руке было неудобно. Впрочем, в проходе сразу образовалась пробка, так что багаж приходилось не столько тащить, сколько шаг за шагом перетаскивать.
— Скажите, мсье, — не унималась старая дама, — вы ведь бельгиец? — ответа она ждать не стала, — Скажите, вы не знакомы с капитаном Бараном? С капитаном Филиппом Бараном из Брюсселя?
— Мне очень жаль, мадам, но, к сожалению, я никогда не слышал о капитане Баране, — выдавил из себя Степан, протискивая тёткины чемоданы ещё на один шаг вперёд.
— Ой, какая жалость, — воскликнула дама за спиной, — а то я надеялась, что наконец-то найду кого-нибудь, кто его знает. Вы знаете, мсье, мы познакомились с ним, когда он был в отпуске в Париже. Это было как раз в разгар Великой Войны. Мы с ним…, — она запнулась, — А когда война кончилась, он вернулся к себе в Брюссель. А потом письма от него перестали приходить. Может быть, вы его всё-таки где-то встречали, может быть не в Брюсселе…, — в голосе засквозила тоска.
К счастью для Степана, он, наконец-то, добрался до выхода. Вытащил оба тяжеленных чемодана на перрон и рукой подозвал носильщика с тележкой.
— Мадам! — Матвеев приподнял шляпу, — Разрешите пожелать вам счастливого пути!
Дама хотела что-то сказать, но Степан уже развернулся и пошёл вдоль по перрону. «Не догонит, — облегчённо подумал он, — от чемоданов не убежит». Путь был свободен. Он встал на ступеньку эскалатора и расслабился. Интересно, что его акцент приняли за бельгийский — это что, так переплелись русские и английские языковые навыки?
Жаль, что не удалось попасть на «Нормандию» — самый быстрый трансатлантический лайнер, известный Степану ещё по книжке Ильфа и Петрова, был сейчас в ремонте. Какая, с другой стороны, разница, приплывёт он в Штаты днём раньше или днём позже. Билет первого класса на имя из одного из его поддельных паспортов всё равно гарантировал максимальный комфорт в течение путешествия.
В одной из зал он подошёл к лотку с прессой и купил газеты. Вероятно, это были последние европейские газеты, которые ему предстояло прочитать. Хотя какая, по большому счёту, разница, что именно они пишут. Он-то знает все сенсации этого столетия лучше всех газет этого мира, вместе взятых.