В третью стражу - Страница 32

«Черт!»

— Таня, — тихо произнес взявший уже себя в руки Олег. — Я страшно рад тебя встретить. Ты даже не представляешь, насколько рад. И я тебя теперь не отпущу. — Он специально сделал паузу, чтобы женщина вполне оценила смысл сказанного, и прямой, и переносный. — Но мне надо отлучиться. Всего на пару часов! — Поспешил он успокоить насторожившуюся Татьяну. — И я хочу быть уверен, что, закончив свои дела, найду тебя там, где ты будешь. Я просто не знаю, что со мной случится, если ты исчезнешь.

Вообще-то, судя по всему, они оба исчезли, и не только относительно друг друга, но и относительно всех прочих — почти всех — современников. На самом деле, следовало удивляться именно тому, что они здесь встретились. Вероятность данного события, даже если оба они одновременно перешли из своего — в это время, стремительно уходила за абсолютный ноль, но вот она — Таня Драгунова, москвичка, которую Ицкович в последний раз видел в Питере летом 2009, — сидит перед ним в любимой каварне Кафки, в зимней Праге 1936 года. И коли так, то человеческая психология, которая на дух не переносит сложнозакрученных философских вопросов, подбрасывает знакомые формы поведения, удобные как домашние разношенные туфли.

— Я просто не знаю, что со мной будет, если ты теперь исчезнешь.

— Я тоже, — тихо-тихо, почти неслышно произносит она, но Олег слышит, и сердце получает новую дозу и начинает танцевать джигу, и мышцы требуют движения…

* * *

— Кажется, дождь собирается. — Взглянув на небо, сказала Татьяна.

Они вышли из подземного перехода метро «Площадь Ильича» и остановились на мгновение, словно решая, куда идти дальше. Решала, конечно, Таня, а Олег был лишь «иностранный турист».

— Разойдется, — улыбнулся Олег, мельком глянув на небо. — А у вас здорово получилось изобразить Пятачка!

— Да… — как-то странно выдохнула Татьяна, — Татьяна Драгунова, изображающая Пятачка, которого озвучивала Ия Савина в образе Беллы Ахмадулиной.

— «Девушка, я вас где-то видел, вы в мультфильмах не снимались?»

«Во как! Получил? — в смущении подумал Олег — «Поосторожней с комплиментами, друг», а вслух сказал:

— Я где-то читал, что Вини Пуха рисовали с Евгения Леонова и озвучивал тоже он.

— Да… — Татьяна не стала развивать тему, а перешла к экскурсии:

— Если помните, был такой фильм «Застава Ильича» начала 60-х там еще Ахмадуллина стихи в Политехническом читала:

…

Дантес лежал среди сугробов,
Подняться не умел с земли.
А мимо, медленно, сурово,
Не оглянувшись, люди шли.
Он умер или жив остался -
Никто того не различал.
А Пушкин пил вино, смеялся,
Ругался и озорничал.
Стихи писал, не знал печали.
Дела его прекрасно шли,
И поводила всё плечами,
И улыбалась Натали…

…

— Не припомню, — покачал головой Олег, завороженный то ли самими стихами, то ли тем, кто и как их ему прочел. — Вы… Если я скажу, что вы замечательно читаете стихи, вы опять обидитесь?

— А я и не обижалась… — и улыбка на губах… и иди, знай, что эта улыбка должна означать?

… И поводила все плечами, — повторил по памяти Олег. — На самом деле, никакой предопределенности не существует. Только вероятности, так что могло ведь и так случится. — Они обогнули желтое здание торгового центра с едальней «Елки-палки» и Татьяна, остановившись, продолжила «экскурсию»:

— Наверное вы знаете, что при Елизавете Петровне вокруг Москвы начали строить Камер-Коллежский вал с заставами на основных дорогах. Собственно сейчас мы и находимся на одной из них Рогожской. Линия вала проходила перпендикулярно Владимировскому тракту — это Шоссе Энтузиастов — Татьяна показала направление рукой — самая длинная дорого в мире: Нижний Новгород, Урал, Сибирь, Сахалин — этапы… Справа и слева были валы: там Рогожский — улица сейчас так и называется, а слева Золоторожский, впрочем, и эта улица также называется, она там, за железной дорогой.

Они подошли к памятнику Ленину, и Таня кивнула на него, но как-то так, что простое это движение вызвало у Олега отнюдь не простую реакцию:

— Вот к столетию поставили, в год моего рождения… Так что мы с ним одногодки…

— С Лениным? Вы великолепно сохранились! — засмеялся Олег.

— Как памятник из бронзы! — улыбнулась Татьяна.

«Столетие было… в семьдесят первом… значит, ей … ммм…тридцать шесть?»

— Я как-то задумалась, — продолжала между тем рассказывать Таня. — А чего, собственно, этот памятник сюда воткнули? Забавная цепочка связей выяснилась: в 1919 Владимировку переименовали в шоссе Энтузиастов в честь революционеров и политических заключённых, которых отправлял в ссылку «царский режим» и следовали они туда по этой дороге. В 1923 переименовывали и Воронью улицу в Тулинскую…

— Наверное, не в честь Тулы? — Усмехнулся Олег.

— Нет, конечно, Как выяснилось, Тулин — один из псевдонимов Ленина, вот, Рогожскую заставу и переименовали в заставу Ильича, а в 1970 году поставили здесь памятник, и уже в 79 назвали станцию метро — памятник и название станции пока остались, остальное опять переименовали уже в девяностых…

«Ага … в семидесятом… значит, тридцать семь».

Они обошли памятник и направились дальше по асфальтированной дорожке.

— Ну вот, читайте, — указала Татьяна на каменный столб, к которому они неспешно подошли.

— «Отъ Москвы 2 версты 1783 года», — прочел Олег, обратив внимание, что первое слово написано с твердым знаком.

— «Катькин столб» называется, — объяснила Таня. — Здесь и была застава… А на той стороне Рабочая улица и двадцать рабочих переулков, и их не переименовывали! Как господин Гужон, который стал «Серп и молотом», поселок для рабочих своего завода основал, так до сих пор улица и называется…