— То есть, — по глазам было видно, что «белогвардейцу» Федорчуку, ох как, сейчас не сладко, но голос Вощинина звучал ровно. — Ты предлагаешь оставить Герцена за кадром, и сразу перейти к Чернышевскому?
— В смысле от «Кто виноват?» к «Что делать?» — скептически хмыкнул Матвеев.
— Ну, не Некрасова же вспоминать, — притворно возмутился Ицкович с усмешкой. Правда от этой усмешки во рту появлялась оскомина.
— Всем плохо, — выдохнув дым, предотвратил возможную дискуссию Федорчук, только это уже в прошлом, а нас должно интересовать именно будущее.
— Ну не скажи, — огрызнулся вдруг начавший краснеть Олег. — Ты помнишь, что здесь через три с половиной года начнется?
— Ты серьезно? — Прищурился Степан.
— Двадцать шесть миллионов и три из них мои соплеменники, — Ицкович отвернулся и посмотрел в окно. — Или по другому счету пятьдесят пять и шесть.
— Угомонись! — Матвеев, наконец, снова сел за стол и, протянув руку, завладел бутылкой. — Ты не один такой совестливый, только на всякое «А» имеется свое веское «Б».
— Да, ну? — Федорчук аккуратно подвинул к Матвееву свою рюмку и, оглянувшись на Ицковича, все еще созерцающего унылый городской пейзаж за окном, двинул по столу, как шахматную фигуру, и рюмку Олега. — И какое же у нас «Бэ»?
— У тебя, — самое серьезное.
— Вообще-то, да, — подумав мгновение, согласился Виктор. — И одни — звери, и другие, блин, — животные. Да еще немцы на пятки наступают…
— Вот именно, — многозначительно произнес Матвеев, глядя в спину Олегу. — Еще и немцы…
— Допустим, — когда Ицкович повернулся к столу, цвет его лица был уже вполне нормальным. — Я, между прочим, никаких особых надежд на будущее и не лелею…
— А вот истерику, сержант, устраивать не надо! — Остановил его командным окриком Федорчук.
Ицкович вздрогнул, словно на бегу споткнулся, и удивленно посмотрел на Федорчука-Ващинова.
— Старший сержант, — буркнул он через мгновение.
— Тем более! — Теперь встал Федорчук. Видно, его очередь настала. — Думаешь, у меня сердце не болит? — Спросил он, подходя к Ицковичу почти вплотную. — Между прочим, и за «ваших» тоже!
— Можешь не объяснять, — махнул рукой Олег. — Не первый год знакомы.
— Ну, а раз понимаешь, посмотри на вещи здраво, — Федорчук оглянулся на Матвеева и попросил: — Булькни там что ли, а то у меня от напряжения весь алкоголь сгорел.
— Ладно, господа алкоголики! — Матвеев насупился, но налил всем, и себе тоже.
— Специальности у нас здесь такие, — продолжил между тем Виктор. — Что даже если до войны дотянем, ее, вряд ли переживем. Comprenez-vous?
— Ну, и? — Олег докурил сигарету, взял со стола две рюмки, свою и Федорчука, и подошел к разгуливающему по комнате другу. — Держи.
— Спасибо, — кивнул Виктор. — Причем мое положение самое гадкое. Надо объяснять?
— Не надо, — откликнулся из-за стола Матвеев. — Тебе точно надо ноги делать. И знаешь, у меня для тебя даже документик, кажется, завалялся.
— Что значит «кажется»? — Нахмурился Олег.
— Проверить надо, — объяснил Степан. — Знает ли об этих документах кто-нибудь еще. Если нет, все в ажуре. Документы, можно сказать, идеальные. Ты же по-французски без акцента?
— Ну? — Поднял бровь Виктор.
— Будешь французом, вернее эльзасцем.
— Серьезно?
— Витя, ты за кого меня принимаешь?
— Тогда, ладно, — улыбнулся в ответ Федорчук. — Буду французом.
— Ну, и ладушки, — Матвеев опрокинул в рот рюмку, крякнул, разом нарушив образ английского джентльмена, и тоже потянулся к сигаретам Ицковича. — Дай, что ли и мне подымить.
— Травись! Что мне жалко! — Усмехнулся явно успевший взять себя в руки Олег. — У меня еще есть, но ты все-таки помни, Степа, когда дым пускаешь, на чьи деньги эта отрава приобретена.
— Не боись!
— Ну, а по существу? — спросил Олег, усаживаясь на место. — То, что Витю надо вынимать, ясно. Но…
— Нас всех следует вынуть. — Матвеев не шутил.
— Почему?
— Потому что три человека не в силах повернуть колесо истории вспять. Ты ведь это собрался сделать, не так ли? Так вот, мы его даже притормозить вряд ли сможем, не то, что остановить.
— Типа, бодался теленок с дубом? — Олег взял в руки пачку «Житана» и сидел, как бы раздумывая, закурить еще одну или хватит?
— Хуже! — Встрял в разговор Федорчук. — Это как хоббит, решивший, победить дракона. Теленок дуб может и сотрясти, если со всей дури боднется, а вот хоббита дракон даже не заметит.
— Можно попробовать передать информацию заинтересованным лицам…
— Можно, — согласился Матвеев. — Но могут и не поверить. Впрочем, это можно было бы и обдумать. Только обдумывать такие вопросы лучше, как мне кажется, на спокойную голову и не здесь, а где-нибудь в Аргентине или, скажем, Чили.
— Почему именно в Аргентине? — спросил Виктор.
— В любой латиноамериканской стране, — развел руками Степан. — Но Аргентина или Чили все-таки предпочтительнее. Там и деньги на наших «ноу-хау» можно сделать, и затеряться легко. И оттуда — если захотим — вполне можно начать большую игру.
— Большую игру.- Повторил за ним Ицкович. — Узнаю англичанина во всём, даже в мелочах. Кажется, только что ты убеждал меня, что нам ничего не добиться.
— Вероятнее всего. — Было видно, что Степан над этим уже думал и успел прийти к определенным, неутешительным, выводам.- Но если все-таки попробовать — а я за то, чтобы попробовать — то лучше делать это с безопасного расстояния.
В словах Степана содержалась большая доля правды, что понимали, разумеется, и Виктор, и Олег. Другое дело, что им двоим — возможно, в силу типов темперамента — трудно было согласиться даже с очевидным. Время шло, слои табачного дыма над головами друзей становились все плотнее, а муть за окном — темнее, но истина, которая по уверениям древних римлян должна была бы уже давно родиться в споре, появляться на свет решительно не желала.