— А к утренней мессе мы не пойдем. — Улыбнулся на ее, весьма поэтическое, описание их «буйства» Себастиан. — Как думаешь, Кисси, обойдутся они без двух еретиков?
А потом — уже пятого — они гуляли по городу вдвоем, а потом и втроем, но и тогда она ни разу не вспомнила о своих странных снах. Да и с чего бы вдруг? Ей было удивительно хорошо, легко и весело, так с чего бы углубляться в психоанализ? Смеялись как дети. Степан рассказывал «настоящие» английские анекдоты…
С чего же вы решили, сэр, что ваша жена умерла?
Видите ли, сэр, она и раньше была холодна, но хотя бы не пахла…
«Мило…»
Лошадь рассказывала вам, сэр, что получила бакалавра в Оксфордском университете?
Да, сэр.
Не верьте. Она все врет!
«Очень мило…»
— Как, кстати, развивается твой роман с товарищем Рощиным? — Неожиданно спросил Баст и посмотрел на Кисси поверх стакана с белым вином. Трезво посмотрел, смягчив серьезность вопроса лишь улыбкой и выбором лексических единиц.
— Развивается… — Кейт пригубила вино. Оно было выше всех похвал, хотя, казалось бы, ей ли, уроженке одного из лучших в мире винодельческих районов, восхищаться чужими достижениями?!
— А именно? — Баст был вполне невозмутим.
— Проклюнулись через месяц и предложили встретиться. Я бросила им горсть вшей и предложила подумать о чем-нибудь другом.
— Ну и? — Подался к ней Степан.
— А ничего! — Улыбнулась она «рассеянно» и сделала еще один глоток. — Куда они денутся после таких откровений? Информация, как мы и договаривались, весьма разнообразная, но о том, кто им ее поставляет и почему, судить трудно. Этакий собирательный образ… — Усмехнулась она, «переходя к делу». — Не коммунист, но антифашист… не военный, но кто-то имеющий серьезные источники в военном министерстве… Не женщина, разумеется… Такой ужас им и в голову не придет. С креативностью-то у господ товарищей не так, чтоб очень. Думаю, сейчас, когда вернусь в Австрию, будут мне снова встретиться предлагать. Уж больно жирные куски от меня им перепадают.
— Тебе что-то не нравится? — Прямо спросил Матвеев, вполне оценивший и иронию, и все прочее. С ним-то Кайзерина всех тонкостей своего отношения к Сталину и компании ни разу, кажется, не обсуждала, вот он и насторожился.
— Не многовато ли мы им дали? В смысле даем? — Вопросом на вопрос ответила Кейт и бестрепетно встретила «твердый» взгляд Степана.
— Да нет, — покачал головой Баст. — Я думаю, в самый раз. Витя ведь почти то же самое англичанам слил, а мы со Степой через Португалию — американцам. Так что паритет соблюден…
— Ну, разве что…
А вот ночью…
— Сны, — сказал Баст, выслушав ее рассказ. — Сны снятся всем. Нет, нет! — Остановил он ее. — Я все правильно понял и говорю именно о таких, особых, снах, как у тебя. — Он потянулся к прикроватному столику и взял из раскрытого портсигара сигарету. — Мне снится, Степану — только он никому не рассказывает — Витьке Федорчуку…
— Татьяне тоже. — Припомнила Кейт один случайный разговор.
— Ну, вот видишь! — Баст закурил и снова посмотрел на нее. — Возможно, это что-то значит, а, может быть, и нет. Случайность или намеренный поиск закономерностей там, где их нет? Игра просвещенного разума… Мы ведь знаем, что происходит и что может из-за этого случиться с каждым из нас и со всеми вместе.
— Тебе налить? — Спросил он, вставая с кровати.
— Налей.
У Баста была фигура настоящего спортсмена. Широкие плечи, мускулистая спина, крепкий — «мужской» — зад и длинные с выраженными структурами мышц ноги. Германский бог… Но он, и в самом деле, мог бы представлять лицо хоть третьего рейха, хоть седой германской старины. Die blonde Bestie — белокурая бестия…
— Я в мистику не верю. — Сказал он, не оборачиваясь, но ей показалось, что Баст улыбается. Не ей. Сейчас не ей, но улыбается.
Стоит у стола, пуская через плечо сигаретный дым, разливает по бокалам каталонскую каву, улыбается и говорит:
— Понимаешь, не могу себя заставить. Не верю я во все эти сказки, хоть и было что-то у нас у всех…- Он обернулся к ней и улыбнулся уже ей, не выпустил изо рта дымящуюся сигарету. — Я имею в виду при переходе. — И он посмотрел ей прямо в глаза, приглашая включиться в обсуждение, ею же самой поднятого вопроса.
Но Кейт на «провокацию» не поддалась. Сидела на кровати по-турецки, скрестив ноги, которыми по праву гордилась, пускала сладковатый дым из зажатой в зубах пахитоски, но от комментариев воздерживалась. Ей просто хотелось послушать, что скажет он. А свое мнение она могла высказать и позже, хотя пока его, этого мнения, у Кайзерины как раз и не было. Любопытство было, любовь — ну, да, кажется, все-таки любовь — была, а вот положительного мнения не имелось.
— Все можно объяснить и без мистики. — Баст не стал «настаивать», не хочет, значит, не хочет. — Мне вот тоже тут на днях сон приснился. В стиле старых советских фильмов. Ну, не совсем старых, а так, скажем, шестидесятых-семидесятых годов. «Щит и Меч», «Семнадцать мгновений весны», «Майор Вихрь»… Представляешь?
— Представлю. — Она благодарно кивнула, принимая бокал, и тут же сделала глоток вина. — Чудо! Что это?
— Бодега «Реймат», сухое… очень сухое, — улыбнулся Баст и тоже пригубил вино. — И в самом деле, хорошее.
— Так что там со сном? — Вернулась Кейт к теме разговора.
— А! Забавный, знаешь ли. — И Баст сделал рукой в воздухе какое-то замысловатое движение, словно попытался выразить этим абстрактным жестом свое отношение к приснившимся обстоятельствам. — Комната… Вернее, школьный класс со сваленными в углу партами, стол канцелярский с лампой под стеклянным абажуром… Прямо посередине помещения… А за ним, то есть, за столом — спиной к окну — человек в советской форме…четыре шпалы…