«Вполне можно трактовать, как оскорбление…» — усмехнулся в душе Олег, демонстрируя полную невозмутимость.
— Мы никому не навязываемся…
Почти месяц по невнятно выраженному желанию Гейдриха он изображал из себя шестерку, хотя и встречался со всеми «сильными мира сего» итальянского разведывательного сообщества. Встречался, но что с того? Мелкий чиновник службы безопасности… безликий господин Вебер… И вдруг… Все изменилось позавчера вечером. Как всегда неожиданно и без каких-либо объяснений ему был дан «зеленый свет». Впрочем, по нынешним временам и обстоятельствам, это называлось иначе: карт-бланш. Вот что это было такое. И объяснение, как ни странно, не замедлило нарисоваться… По своим каналам Гейдрих получил подтверждение некоторым фактам, принесенным Шаунбургом «в клюве» из недолгого заграничного вояжа. Но дело даже не в том, что факты подтвердились. У шефа Службы Безопасности не было причин сомневаться в лояльности своего сотрудника. Сомневаться можно было в его полезности для дела и личной карьеры шефа — тому ведь перед Гиммлером выслуживаться надо было — и в уровне аналитических способностей баварского дворянина, имеющего склонность к левым лозунгам. Однако последние события в Европе подтвердили ряд как бы случайно — между делом — оброненных предположений фон Шаунбурга, а Гейдрих никогда ничего не забывал. И еще он умел ловко манипулировать чувствами окружающих. Вероятно, Гейдриху было приятно чувствовать себя кукольником в театре марионеток. Но, как бы то ни было, измотав Баста состоянием неопределенности, в меру унизив и показав, кто в доме хозяин, шеф «подобрел» вдруг к своему любимцу настолько, что передал с дипломатической почтой специальное письмо. Не приказ, но что-то замечательно на приказ похожее. А по смыслу, всего лишь очередная попытка расставить, наконец, все точки над «i». Все или некоторые… Но операции «Лорелея» — секретный информационный канал в разведывательное управление Красной Армии — присваивался шифр высшего приоритета, и вся она, от начала и до конца, перепочинялась своему творцу, то есть Басту фон Шаунбургу. Разумеется, это был успех. И конечно же, ради этого стоило ждать и терпеть. Ведь как бы хреново ни приходилось ему в эти шесть недель, главное — результат, не правда ли?
Впрочем, прежде чем отдаться полностью сладостной игре с Москвой, Шаунбургу рекомендовалось наладить отношения с итальянскими и испанскими коллегами. На будущее, так сказать. В качестве некоего вложения капитала. Это два. И три — надо бы, намекал Гейдрих, помочь Шелленбергу. Ни разу не приказ, скорее просьба, но из тех на которые отказом не отвечают. А у Вальтера теперь на шее не одни только сионисты, но сионисты, неожиданно признал Гейдрих, могли, пожалуй, оказаться весьма и весьма полезными. «Спихнем евреев в Палестину, и пусть это будет уже английской головной болью!» Прямо об этом, разумеется, ничего сказано не было. Ни слова, ни полслова. Даже в письме, обреченном на кремацию прямо на территории посольства, откровенничать никто бы не стал. И Гейдрих в первую очередь. Но намек — для умного достаточно, а дураков на службе никто бы и держать не стал — сделал. А у Ицковича даже сердце дрогнуло, когда он понял, что ему предлагает его опасный как тарантул, босс. Ведь идея разыграть «сионистскую карту» возникла у него в общем-то от отчаяния. Ну не приходило — хоть тресни! — в голову никакой другой идеи. Он и так пробовал, и сяк, а все равно — никак. Не будет никто ничего делать для евреев. Политика, черт ее подери, и экономика, и «никакого мошенства». Поэтому, и не было у Олега никаких моральных затруднений, когда начинал разговор с Гейдрихом. Ну, да, Гейдрих — убийца. В том числе и убийца евреев. Но ведь история еще не успела реализовать именно эту возможность. И значит, Гейдрих был ничем не хуже какого-нибудь Ягоды или даже самого Сталина. У Сталина нет интереса, а вот у Гитлера интерес есть. И если удастся «перевести стрелки», и вместо истребления организовать изгнание в Палестину, то ради этого — даже при очень низких шансах на успех — следовало хотя бы попробовать.
И вот он карт-бланш — упал манной небесной с опасного предгрозового неба, бери и владей! Крути свои многоходовки, сбитые впопыхах, накоротке, на коленке «выпиленные», но нежданно-негаданно ожившие и зажившие своей собственной жизнью. И коли так, то у Олега буквально руки чесались поскорей «взяться за любимое дело»: вернуться в Париж, где Таня и Витя и забыть, как о дурном сне, обо всех этих южных страстях. Но не тут-то было! И этот пункт, оказывается, не просто так возник из небытия.
«Мне что, кто-то ворожит?» — Спросил он себя с оттенком оторопи в мыслях и чувствах.
Но факт, проснувшись ночью от духоты — в Касабланке было довольно жарко — Ицкович сообразил вдруг, что означает — что может означать! — фраза, крутившаяся у него в голове уже вторую неделю. Почему-то всплыла из глубин памяти и никак не хотела уходить обратно в историческое небытие фраза-лозунг российских левых социал-демократов: «Превратим войну империалистическую в войну гражданскую». Казалось бы, глупость. И даже так: опасная глупость! Не хватало выдать эту галиматью вслух, да еще на родном — русском — языке! Но, проснувшись в «Белохатке» душной марокканской ночью, Олег смешал сок лимона с сахаром и ромом, закурил сигару, и вдруг понял, какая на самом деле золотая жила таилась в этом вполне идиотском лозунге. Ведь если так, то можно и наоборот! Можно — и, наверное, нужно — попробовать превратить гражданскую войну в Испании, которая вот-вот станет реальностью, во вторую мировую! Раньше на три года, и на другом краю Европы… С другими силами и, возможно, с иным уровнем брутальности… Положительно, что-то такое в этом было. Что-то в меру безумное, а значит, и вполне реализуемое. Оставалось лишь хорошенько все продумать и понять, где и что нужно сделать, чтобы и эта «сказка стала былью!»