В третью стражу - Страница 142

142

— Подробности вы узнаете завтра. — На этот раз сигареты достал Шаунбург. Ему было очень непросто вести этот разговор, ведь идею начать разыгрывать еврейскую карту подбросил Гейдриху он сам, имея в виду темные слухи о имевших уже место попытках установить контакты с сионистами в 1933 или 1934 году. Но тогда ничего из этого не вышло, и не случайно. Ну о чем, кроме всякой ерунды, могут говорить официальный расист и левый социал-демократ еврей?! Сейчас же Баст начинал крайне рискованную игру на тактических интересах сторон, не зная, разумеется — «И кто, скажите на милость, может такое знать?» — к чему приведет этот его во всех отношениях безумный план.

— Подробности вы узнаете завтра. — Сказал Баст, протягивая Шелленбергу портсигар. — Но, разумеется, нашим контрагентам по ту сторону моря нужны будут деньги и оружие.

— Деньги и оружие. — Кивнул Шелленберг, беря сигарету. Судя по всему, он уже обдумывал детали будущей операции, которая, учитывая характер самого Шелленберга, могла привести к весьма нетривиальным результатам.

— И еще кое-что… — Баст тоже взял сигарету, прикурил от предложенной Шелленбергом зажигалки и продолжил: Во Флоренции учится сейчас некто Авраам Штерн. Не знаю, что он изучает, но думаю, его нетрудно будет найти, так как в тамошнем университете вряд ли много докторантов вообще и из Палестины в частности. Нам этот еврей интересен не сам по себе, а тем, что он близко знаком с Авраамом Техоми. Этот Техоми именно тот, кто нам нужен. Один из лидеров их военной организации и политически тяготеет к правым сионистам, так называемым ревизионистам. Попробуйте создать нам канал приватной связи, и… Впрочем это уже ваша операция.

— Продолжайте. — Улыбнулся Шелленберг, явно уже предвкушавший самостоятельную операцию за границами Рейха. — Я, честное слово, не обижусь.

— Я бы подкармливал этого Техоми оружием и деньгами отдельно ото всех остальных. Но… Не обижайтесь, дружище, это всего лишь мысли вслух. Игра ума. Не больше. Но мне кажется, что с этими людьми следует проявлять предельную осторожность. Их нельзя вербовать и принуждать. В этом смысле они очень похожи на нас. Их ведет идея, понимаете? Идеалисты и националисты… Вам это ничего не напоминает?

* * *

В начале одиннадцатого позвонила Вильда. Оставалось гадать, откуда ей стало известно, что муж вернулся в Берлин и живет на своей старой — холостяцкой еще — квартире на Доллендорф штрассе. Не знала. Не должна была знать. Но узнала. Бах навеял, или птичка на хвостике принесла, или Гейдрих — «Тварь!» — решил развлечься за чужой счет.

— Баст… — Даже притом, что качество телефонной связи оставляло желать лучшего, голос Вильды взволновал не на шутку.

«Однако…»

Оказывается, если смотреть в прошлое глазами немецко-фашистского шпиона, многое оставалось за кадром. Сказывались, так сказать, особенности «чужого» восприятия. Но сейчас, стоило Олегу услышать голос жены — «Не моей жены!» — как перед глазами возник «объективный» образ Вильды. Он ее «вспомнил» — вот в чем дело. И не просто вспомнил — Олег ведь и раньше, в общем-то, знал о ее существовании — а во всем великолепии весьма убедительной красоты и молодости. Но рассматривал он ее сейчас словно сквозь линзы и светофильтры некоего сложного оптического прибора — прямиком из лаборатории очередного «сумасшедшего профессора», немца и фашиста, разумеется — смотрел, угадывая и открывая заново незаурядный женский образ, и дивился тому, что ничего такого о ней еще мгновение назад не знал или не помнил. А сейчас вот «нашел время и место», чтобы вспомнить, и получилось это у него ничуть не хуже, чем, скажем, порнушку по DVD посмотреть. Такое вдруг привиделось, что даже в жар бросило.

«Обормот… — вынужден был признать новый Баст, смахнув со лба выступивший от «озарения» пот. — Такой женщиной пренебрег!»

— Откуда ты узнала, что я в Берлине? — Спросил он, чтобы не молчать.

— Узнала. — Коротко, неинформативно, и совершенно не в ее стиле. — Приедешь?

«Гейдрих?»

— Только не говори, что соскучилась! — Усмехнулся Баст.

— Соскучилась.

— Приеду. — Неожиданно решил он.

«Приеду…» — повторил он про себя, и вспомнил разговор с женой. С настоящей женой…

Что он тогда сказал Грейс? Он ведь совершенно определенно наплел ей что-то про рыжую и зеленоглазую девушку, притом, что нравились ему обычно, как верно заметила Грейси, блондинки, хотя он и брюнеток своим вниманием не обходил. Однако в тот момент, во время их самого последнего разговора, Олег почему-то придумал себе именно рыжую пассию, и нате вам — сон в руку! — Кайзерина рыжая. И Вильда рыжая…

«Это у меня что, компенсация за мальчиков что ли такая?»

Но неожиданно выяснилось, что звонок растревожил душу ничуть не меньше, чем воспоминания о навсегда покинутом «доме»: том времени, где и когда, находилось его настоящее «место под солнцем», и, разумеется, в окружении тех самых людей, что составляли там его личный мир.

«А Таня?» — Вопрос этот возник, когда дособрав по-быстрому так до конца и не разобранный чемодан, он покинул свою квартиру и ехал на такси в Темпельхоф. В конце концов, он был отнюдь не беден и мог позволить себе билет на комфортабельный и быстрый «Дуглас» «Дойче Люфтганзы».

«Таня…» — по здравом размышлении он не мог уже сказать с необходимой степенью определенности, связывало ли его с ней что-то такое, о чем следовало бы сожалеть. И речь, разумеется, шла отнюдь не о дружбе. Дружба как раз никуда не девалась, да и куда ей деться с подводной лодки?! А вот любовь…

142