«А про бюстгальтер мы конечно в спешке забыли… Вот же… garce!»
— Какой у тебя прелестный костюмчик! — Улыбнулась Татьяна, одновременно выпуская дым от затяжки, аки дракон огнедышащий.
— О, да, — мурлыкнула в ответ Ольга, Вот только «мурлыка» эта была никак не менее опасна, чем тирольская рысь. Как минимум. Потому что по максимуму это уже была какая-то Багира, хоть и не черная, а рыжая. — Эльза чудесный мастер. Даже и не знаю, чтобы я без нее делала! — Под тонкими бровями в таинственной дымке, порожденной «размытым» макияжем и длинными ресницами, набирали силу два огромных изумруда.
— Эльза? — Переспросила Таня, пытаясь понять, отчего у крысы Кисси такие огромные зрачки. Что-то крутилось в голове, но никак «не давалось в руки».
— Эльза Скьапарелли…
«Скьапарелли?… Ах, да… Это кто-то типа Дживанши, только «сейчасный». А глаза… Черт! Да она же marie-jeanne курит!»
Ответ был настолько очевиден, что даже странно, как она сразу не сообразила. Можно подумать, не знала, как пахнет анаша! Знала, разумеется. В ее молодые годы в универе многие баловались. Угар социализма, так сказать…
— Ах, да! Скьапарелли… Ну как же! Добрый вечер, мальчики! — «Мальчики» сразу же разулыбались, как дети, а Ольга чуть нахмурилась.
— Ужин «подадут» в половине восьмого, — сказал, вставая из кресла у камина, Олег. — Выпьешь что-нибудь?
— А что есть? — Она на секунду зафиксировала взгляд на огне в камине и направилась к пустующему креслу, стоящему как раз напротив кресла Ицковича. Это был маленький тактический успех, но лиха беда начало.
— Да, в принципе, все, что душа пожелает. — Ответил Олег, кивая на открытый бар. — Итак?
«Красивые глаза…»
— Абсент, — сказала она, выпуская дым из ноздрей. Один знакомый, — еще там, в Москве, в двухтысячных — сказал как-то, что у женщин это получается весьма нетривиально, сексапильно — особенно у красивых женщин — и… еще как-то, но этого, последнего, она не запомнила. Впрочем, и бог с ним. Первых двух пунктов программы было вполне достаточно, а в том, что она красивая женщина, Таня нисколечко не сомневалась.
— Хм… — Весьма театрально поднял левую бровь Баст фон Шаунбург. — Между нами, шер ами, абсент во Франции запрещен к употреблению. В Германии и Австрии, впрочем, тоже.
— А у нас разрешен. — Тронул свои стильные тоненькие bacchantes «денди лондонский» со вполне русским именем Степан.
— В Англии много чего разрешено. — Как-то непонятно прокомментировала его слова Ольга и чуть раздвинула в «рассеянной» улыбке свои едва тронутые бледной помадой губы. Красивые губы.
«Изысканно красивые… Тварь!»
— Налей мне тоже… кузен, — добавила Ольга, как бы решив, что белое вино, которого еще немало оставалось в ее бокале, не так уж и хорошо, как ей показалось вначале.
«Кузен… А что она хотела сказать на самом деле? Любимый, дорогой?»
А абсент — «И с чего это я о нем вспомнила?» — оказался не привычно-изумрудного цвета, а, как ни странно, красного.
«Красный абсент? Или Баст нас разводит, как двух дурочек? Но Ольга-то должна в таких вещах разбираться, но молчит».
Между тем, Баст достал из буфета два абсентных стакана — толстостенных, высоких, на короткой и относительно тонкой ножке. Отмерил с помощью мензурки — «Как в школьной лаборатории — хихикнула про себя Таня — сейчас бесчеловечные опыты будем ставить» — по одной части красной жидкости, а затем начал делать что-то такое, отчего все замерли и, буквально открыв рты, уставились на него.
Из недр буфета, солидного и даже величественного, пожалуй, как какой-нибудь собор Нотр Дам, извлечена была специальная ложечка — плоская, с дырочками, как в дуршлаге, и при том достаточно широкая, чтобы лечь на края бокала — и, разумеется, раз уж ее достали, тут же заняла место на первом из двух стаканов. Впрочем, и второй вниманием не обделили.
«Однако», — прокомментировала Жаннет, как зачарованная, следившая за тонкими, но крепкими пальцами Баста. Действовал фон Шаунбург умело — едва ли не профессионально — быстро, красиво и… да — на редкость артистично, возможно даже, вдохновенно.
Он положил на ложечки по кусочку пиленого сахара — «А рафинад у него откуда? Он что, знал, что я попрошу абсент?!» — накапал на него по пять капель красной жидкости из бутылки и тут же поджег. Горит абсент не хуже спирта, да и состоит из спирта процентов на семьдесят или даже девяносто в зависимости от сорта. Но фокус не в этом, а в том, что по мере сгорания спирта, сахар меняет цвет и плавится, так что через мгновение капли раскаленной карамели падали вниз. И, разумеется, абсент в стаканах вскоре вспыхнул, но Баст уже вливал через свободный край бокала талую воду из ведерка со льдом, где дожидалась ужина бутылка шампанского. Воды влил немного — максимум по три капли на каплю абсента, но этого хватило: огонь угас, а напиток в стаканах помутнел, решительно изменив цвет.
— Прошу вас, дамы! — Баст с улыбкой поднес стакан с «радужным молоком» сначала Тане — она оказалась ближе — а затем и Ольге, сидевшей чуть дальше. — Только не злоупотребляйте! На ужин у нас — персональное спасибо Степе! — магнум «Дом Периньон», брют blanc de noirs двадцать девятого года.
«Упасть, не встать!» — Мысленно покачала головой Татьяна, одновременно с «благосклонной» улыбкой, принимая, у Олега — «Олега ли?» — стакан с абсентом. — Какие мы все из себя аристократы, блин! Просто блевать, господа-товарищи, извините за выражение, хочется!»
Но, так или иначе, глоточек горькой, несмотря на карамель, и крепкой, несмотря на воду, отравы. Потом еще один, и еще — под неторопливый «великосветский» разговор. И сигаретка очередная — какая-то там по счету, но кто же считает! — очень к месту, и теплый воздух с дымком марихуаны и сосновым ароматом, и улыбка Олега, прорастающая сквозь лицо Баста…